дети китов навсегда остаются китами, даже если очень хотят стать чем-то иным. дети людей навсегда остаются людьми, даже если очень хотят птицей в небо.
слишком много мечтателей разбилось о реальность слишком много мечтаний разбилось об идеал
Здравствуйте. Вы любите мух? О, я понимаю, что это странное начало разговора, но нас даже обстановка обязывает к необычному разговору, не так ли? И потому – вы любите мух? Нет? Почему? Знаете, мне они нравятся. Они так настойчиво бьются в оконное стекло, хотя не хуже нас с вами знают, что их там ничто не ждет. Вы думаете, там есть что-то хорошее? Вот поэтому вы здесь. А мухи, они еще так жужжат и портят всем жизнь, мне всегда казалось, что день, начавшийся с вибрации воздуха вокруг ее крыльев, не продолжится ничем хорошим – они же такие честные, они заранее говорят, что лучше не пытаться ничего изменить. Мудрые животные. Мы почти такие же мудрые, как они. Что? Думаете, я недооцениваю людей? Ну что вы. О чем же я не упомянул? О кораблях, этих многотонных железных монстрах? О самолетах, гудящих в небе? О крови? Или о наших бескровных войнах – о да, никакой крови, никакой пыли, только неощутимое излучение, впрочем, скоро некому будет его ощущать… Что? Откуда мне это известно? Это известно всем, даже маленьким детям… Вы не знали? Нет, спасибо, я не хочу пить. Это вам кажется, что я задыхаюсь, на самом деле мне просто тяжело быстро говорить. Знаете, жена тоже всегда пугалась, что мне плохо, приносила воду. Она меня жалела. Я ее любил. Я рассказывал ей сказки, а она меня ревновала. И только когда я начинал кашлять, я любил ее, а она меня жалела. Нет, знаете, мне жаль, что ее больше нет. Я не хочу больше говорить о ней. Нет, не то чтобы я скучал по ней, или хотел ее видеть, или еще что-то, просто мне почему то кажется, что она должна была еще подышать этим воздухом. Нет, что вы, я не верю в судьбу, неужели вам так показалось? Странно. По-вашему, здесь все странно? Что ж, вы по-своему правы. В конце концов, вы полностью правы. Вы рады, что я умею соглашаться? А кто не умеет соглашаться? Сейчас такие уже не живут. Нам теперь не выдают такие слова, чтобы можно было не соглашаться. Я когда-то не соглашался. У меня тогда были волосы немного длиннее и, кажется, глаза светлые, и я тогда не соглашался громко и бессмысленно, но мне было весело, а это в итоге оказалось главным, да? Нет? Нет так нет, мне не за чем с вами спорить. Мы сейчас поговорим и пойдем в разные стороны, то есть вы пойдете, а я останусь здесь, то есть это вам только покажется, что вы пойдете, а на самом деле вы все топчетесь, застыли на месте, как мушка, увязшая в янтаре, и ваш белый псевдодокторский халат так красиво переливается оттенками оранжевого. Красиво, да, почти как солнечная дорожка на море. Да, я люблю море, очень люблю море. Я любил его, когда видел в последний раз. Тогда была ночь, было тихо, я был один. Я сидел на пирсе и любил море. Из-за чего? Вы можете объяснить, почему живете, доктор? Я тоже не могу объяснить, почему вы живете. И я не могу объяснить, почему я люблю море. Оно затягивает. Мне однажды стало интересно, что в нем скрывается, а оно тогда решило показать мне свое истинное обличье. я однажды нашел на песке мертвую рыбу, большую такую. Страшно? Нет, почему страшно, с чего это? Подумаешь, мертвая рыба. Я понимаю, если бы это был живой осьминог. А тут – всего-навсего кусок мертвого мяса. Подумаешь. Смерть? А что такое смерть? Доктор, вы так говорите, как будто знаете, что это. Все видели, что такое смерть, и никто не знает, что такое смерть – парадокс? Логическая ошибка? Это жизнь такая, доктор. А что? Мы как будто танцуем на лезвии меча – тонкая полоска, вокруг которой ничего нет, да и та больно ранит босые ступни… Что? По-вашему, что-то есть? Да, может быть, у вас есть. Может быть, у вас и меч – не меч, и зал, и сандалии на ногах, и зрители не столь требовательны или вовсе ушли. А я танцую. Я буду танцевать до тех пор, пока мне не скажут: «иди». И тогда я уйду. Куда? Я еще не знаю. Я слишком хорошо танцую. Улыбка, говорите? Не нравится? Что вы называете улыбкой? Простите, я не знаю. Кажется, мы говорим на разных языках. Не желаете ли кофе? Да, его в самом деле здесь нет… Может быть, чаю? Тоже нет? Что ж, в таком случае я больше не предлагаю. Я надеялся, вы согласитесь. Почему? Я хотел показать вам один фокус. Нет, что вы, теперь не получится. И притвориться не получится. Почему вы все так любите притворяться? Я понимаю. Я не притворялся однажды, еще когда я не соглашался, и получилось теперь. Да, я понимаю, почему вы притворяетесь. А мне уже бесполезно притворяться. Хотите, я станцую другой танец? Нет? Ну ладно. Нет, мне не скучно. Я же еще не знаю, чем все это закончится. Как мне может быть скучно? А что, вы хотели позаимствовать у меня немного времени? Нет, извините, ничем не могу вам помочь. Очень жаль. Вы, наверное, за этим и приходили, да? Ну тогда уходите. Что? Нет, я вам не верю теперь. Вы же сами сказали, что все время притворяетесь. Вот я – я не притворяюсь. И гудение крыльев маленькой мушки мне не мерещится. Мухи – они летают, а не притворяются, что летают. Я люблю мух, а вас – нет. Себя? Себя тоже нет, но больше, чем вас. А знаете, здесь на потолке из трещин иногда складываются буквы. Прочитать вам? Ну уж нет. Это мои буквы. Вам они все равно не помогут. Мне? Мне они помогут. Из них потом сложится название моего города, нужно только ждать. Уходите, вы мешаете мне ждать. Вы слишком переливаетесь. Уходите, я из-за вас не слышу мушиные крылья. Уходите, я из-за вас не счастлив. Прощайте и закройте за собой двери. Вы мешаете мне жить.
когда бежишь навстречу машине со включенным фарами, такое пьянящее ощущение, так сложно свернуть я не сверну однажды
зная мою долбьоебскую жизнь, можно предположить, что умру я тоже по-долбоебски. попаду под машину, выбежав в мазгазин за хлебом. буду валяться задушенная в подворотне, возвращаясь из соседнего подъезда. свалюсь с лестницы. упаду с табуретки и сломаю шею. попаду под каток.
да, действительно. скорее всего. но я хочу попасть под машину. или, может быть, полететь?
Клара Цеткин: Пойду-ка я науйду себе работу. Никол Шовен: Дура. Тебе нельзя работать, твое место на кухне. Клара Цеткин: Идиот. Женщины лучше работают. Мы можем работать наравне с вами. Никол Шовен: Дура - она дура и есть. Клара Цеткин: Тогда я пойду и организую митинг! Какое там сегодня число? Никол Шовен: Восьмое, Клара. Ты умеешь считать до восьми? Клара Цеткин: Ах, так? Мы ничем не хуже вас! Вот мы пойдем и устроим митинг, и докажем всем, что мы можем работать грузчиками и ругаться матом! Ниол Шовин: Ну-ну... Хорошо, дорогая, иди. Только не забудь надеть свою красивую шубу, которую купил тебе твой любимый муж. Ты же замужем? Клара Цеткин (уходя, гордо-возмущенно): Ах, шовинистская свинья! Никол Шовен (драматайзинг зе ситьюэйшн) : Ах, феминистская корова!