болезнь называлась сердце.
в редкие минуты просветления - или, может быть, помутнения - они жалели себя. себя они любили почти бесстыдно, захлебываясь - в те моменты, когда, изможденные, брошенные, не вызывали жалости у собственных жестких - жестоких? - отражений. тогда они выплескивали свою боль в слова, тонули и уходили за ней, оставляя только необычайно четкие следы - следы, омытые слезами, со временем засыхают и становятся слишком четкими для человеческого глаза.
они обещали себе, что обязательно станут нелюдьми и вот тогда будут ее достойными.
а до тех пор ковали себе доспехи для сердца - из равнодушия, разочарования и терпения.
кузнецами были те, кто уже успел их бросить.