мне нельзя сдаваться потому, что мне нельзя сдаваться
слишком многое во мне на мне держится, и было бы как минимум странно обрушить эти подпорки и в собственной памяти остаться жалким подобием Герострата - я ведь даже сжечь себя не могу толком, то спичек нет, то воздуха, чтобы гореть
интересно, неужели нигде, нигде больше нет огня?
стоя пред вратами вселенной, я понял, что есть только две важные вещи: вера и мой зонт. зонт я оставил дома, а веры у меня никогда не было, и мне пришлось возвращаться и снова проходить круги ада: такие правила в этой игре, хотя я так и не знаю, кто мой противник. толоько бы, добрые мои боги, только бы не зеркала - о большем я не прошу.
если только забыть о том, что по телу должна течь кровь, это все, в самом деле, решаемо: и кожа, потрескавшаяся от колода, и люди, убитые инапрочь зимою, и я - тоже убитый напрочь, приплюснутый, под стеклом, но, наверное, пока чтио живой, потому что легкие обожжены изнутри - если про все забывать, дело идет на лад намного быстрее и качественнее, вот только смысл жить, забывая, кажется, отсутствует вовсе.
вот бы: вышел, вспорхнул крыльями, в небо смотрит - там, как ни странно, у фабрики облаков выходной нынче, а может быть, забастовка: пара белых, маленьких, вырвалась откуда-то из закромов, остальное - спрятано надежно или вовсе не произведено. в небо смотрит - там: ни одной точки, сплошные знаки - восклицательные! вопросительные! - и строки заполнены тем, о чем люди всегда прочитать мечтали, а звери пели, не в силах понять - вот бы вышвырнуть, тело в улицу бросить, фениксом чужеродной всленной вспыхнуть, развеяться - вот бы!
бы.