vae soli, vae mihi
быть, не быть - да какая уже разница?
земля, покрытая голубой глазурью, встречала их неприветливо - холодом, и горькие, как шоколад "Победа", сны шли за ними по пятам. в том октябре нитки запутывались, а темнота подкрадывалась незаметно - она тоже была одинока тогда.
на гитарах перебирали струны, на барабанах перетягивали кожу - к зиме готовились, когда час волка длится неделями.
они разучились считать зимние дни, а ее глаза больше не говорили, что скоро весна. они ее потеряли так надолго, что почти навсегда - впрочем, у них любая потеря была навсегда, даже календарь они теряли на совсем, а часов боялись - часы показывали, сколько времени им еще предстоит потерять.
они себя исчерпали. прошли по всем кругам ада, Беатриче свою не встретив, отгремели свое - оплакивали ушедшее и приходящее.
их жалели; лицемерию вокруг них не было предела, его ножом можно было резать - а они плели венки из шелковых лент и возлагали их на головы победителей своих, своих Иуд.
их предавали не раз, а они предавали все чаще; с глубины звезды видны даже днем - они уходили в небо и смотрели на то, как плачет солнце. разрывались между небом и морем, ее следы отпечатывали на бумаге и рассылали письмами в несчастные страны - учились жить.
времени много.
до апреля время, чтобы жить понарошку, тренироваться.
панихиду по себе устроить? по ней? по любви?
жить или не жить? воздухом, что она вдыхает, быть или гладить рассветных кошек, кормить их историями и слушать, как мурлыкают города?
очередной выбор, которого они делать не умели.
очередной выбор, которого на самом деле никогда и не было.
конечно, они будут жить. и зимой этой, и осенью, и весну встретят, вручат ему ключи от городов - конечно же, они будут жить. они для этого предназначены, против призвания идти - в другой параллельности, у созвездия близнецов.
в самом деле, что еще им остается?
они бы себя прокляли, да не умели - у них даже иссохшие розы оживали, а стекло на радостях отражало лица; даже точек они не любили, не хотели заставлять слова падать. добрые, ласковые, зверей воспитанники и людей воспитатели - навсегда появились, теплые.
когда-то, где-то, зачем-то, почему-то и как-то они были. с ней, без нее, счастливые, одинокие, истлевшие - стали.
и однажды они будут. снова.
земля, покрытая голубой глазурью, встречала их неприветливо - холодом, и горькие, как шоколад "Победа", сны шли за ними по пятам. в том октябре нитки запутывались, а темнота подкрадывалась незаметно - она тоже была одинока тогда.
на гитарах перебирали струны, на барабанах перетягивали кожу - к зиме готовились, когда час волка длится неделями.
они разучились считать зимние дни, а ее глаза больше не говорили, что скоро весна. они ее потеряли так надолго, что почти навсегда - впрочем, у них любая потеря была навсегда, даже календарь они теряли на совсем, а часов боялись - часы показывали, сколько времени им еще предстоит потерять.
они себя исчерпали. прошли по всем кругам ада, Беатриче свою не встретив, отгремели свое - оплакивали ушедшее и приходящее.
их жалели; лицемерию вокруг них не было предела, его ножом можно было резать - а они плели венки из шелковых лент и возлагали их на головы победителей своих, своих Иуд.
их предавали не раз, а они предавали все чаще; с глубины звезды видны даже днем - они уходили в небо и смотрели на то, как плачет солнце. разрывались между небом и морем, ее следы отпечатывали на бумаге и рассылали письмами в несчастные страны - учились жить.
времени много.
до апреля время, чтобы жить понарошку, тренироваться.
панихиду по себе устроить? по ней? по любви?
жить или не жить? воздухом, что она вдыхает, быть или гладить рассветных кошек, кормить их историями и слушать, как мурлыкают города?
очередной выбор, которого они делать не умели.
очередной выбор, которого на самом деле никогда и не было.
конечно, они будут жить. и зимой этой, и осенью, и весну встретят, вручат ему ключи от городов - конечно же, они будут жить. они для этого предназначены, против призвания идти - в другой параллельности, у созвездия близнецов.
в самом деле, что еще им остается?
они бы себя прокляли, да не умели - у них даже иссохшие розы оживали, а стекло на радостях отражало лица; даже точек они не любили, не хотели заставлять слова падать. добрые, ласковые, зверей воспитанники и людей воспитатели - навсегда появились, теплые.
когда-то, где-то, зачем-то, почему-то и как-то они были. с ней, без нее, счастливые, одинокие, истлевшие - стали.
и однажды они будут. снова.