vae soli, vae mihi
среди бессчетной анонимности звезд есть одна, которая все выкрикивает и выкрикивает свое имя: во вселенском одиночестве додумаешься ине до такого. вот только звук в вакууме не распространяется, к тому же голос у нее давно сорван, и никто не знает имени небольшой одинокой звезды, а в каталогах она записана: 18047, та, что пыталась заняться любовью с телескопом.
жизнь некоторых людей заключена в шаре под их ногами; они делают шаг и не знают, что, оставшись на месте, могли бы погрузиться в полный покой: жизнь их - рыба в маленьком стеклянном шаре под их ногами, и каждый раз, как им вздумается шагнуть, рыбина вода снова возмущается: что такое, никогда не дадут побыть спокойною!
я смотрел на чужих рыб и понимал, что совершенно напрасно выпустил свою в то странное море: почему-то, что ли, мне тогда казалось уместным выпустить разноцветную мягкую рыбу - она тогда еще умела превращаться в кота - в малиновое море, к металлическим звонким бокам. теперь-то она - или кот? - там теперь одна одинешенька - счастливая!
верить в чужое счастье мне намного полезнее: это - как трубка искуственного дыхания, воткнутая в вену фараона, угасшего тысячу лет назад - хуже точно не будет, а чей-то чужой воздух, может быть, заставит старые кости поправить на шее анкх. не я ли кричал "не надо!", когда эти снова воскрешали своих богов, не я ли? я точно помню - что-то кричал, ночто - "сжечь!" или "холода мне! осени!" - забыл.
память моя не годится ни к черту, хранит только запах старых яблок и лесной бумаги, да и то с горем пополам, путает ощущения: как будто можно запах видеть, честное слово, как маленькая! специально для нее у меня есть отдельная жизнь, в которой никомуне нужно прошлое; этой рыбой, я, впрочем, редко пользуюсь, уж очень стыдно мне смотреть ей в глаза - я ведь даже хвоста ей не придумал, потому она и не оглядывается назад, но все равно каждый раз радостно трется об руку, и стеклянный шар ее сверкает чистотой, и она сияющими глазами смотрит куда угодно, только не на собственную несовершенную недовыдуманность - это ее единственный недостаток, но мне достаточно его, чтобы не иметь с ней никаких дел. может быть, эта рыба каждый раз забывает, что это из-за меня она есть, а может быть, ей все равно - но я устаю от того, что она не умеет быть котом, только птицей с перьями, выдранными из хвоста.
этими перьями я, кстати, написал свое прошлое и дорисовал той, кошачьей, пару замков в аквариуме, чтобы ей не так скучно было плавать по кругу, а мне - на нее смотреть.
а потом я выпустил ее в море, и теперь сам сторожу ее шар - иначе нельзя: если вдруг захочется вернуть перья - нельзя, нельзя, нельзя, они очень, очень нужны моей тени, она так просила их подержать! потому мне нужно пока побыть немного здесь, чтобы не наткнуться ненароком на маленькую звезду и чистый стеклянный шар с будущей рыбой: нынче нам с ней видеться нельзя.
позже, впереди где-то.
позже.
жизнь некоторых людей заключена в шаре под их ногами; они делают шаг и не знают, что, оставшись на месте, могли бы погрузиться в полный покой: жизнь их - рыба в маленьком стеклянном шаре под их ногами, и каждый раз, как им вздумается шагнуть, рыбина вода снова возмущается: что такое, никогда не дадут побыть спокойною!
я смотрел на чужих рыб и понимал, что совершенно напрасно выпустил свою в то странное море: почему-то, что ли, мне тогда казалось уместным выпустить разноцветную мягкую рыбу - она тогда еще умела превращаться в кота - в малиновое море, к металлическим звонким бокам. теперь-то она - или кот? - там теперь одна одинешенька - счастливая!
верить в чужое счастье мне намного полезнее: это - как трубка искуственного дыхания, воткнутая в вену фараона, угасшего тысячу лет назад - хуже точно не будет, а чей-то чужой воздух, может быть, заставит старые кости поправить на шее анкх. не я ли кричал "не надо!", когда эти снова воскрешали своих богов, не я ли? я точно помню - что-то кричал, ночто - "сжечь!" или "холода мне! осени!" - забыл.
память моя не годится ни к черту, хранит только запах старых яблок и лесной бумаги, да и то с горем пополам, путает ощущения: как будто можно запах видеть, честное слово, как маленькая! специально для нее у меня есть отдельная жизнь, в которой никомуне нужно прошлое; этой рыбой, я, впрочем, редко пользуюсь, уж очень стыдно мне смотреть ей в глаза - я ведь даже хвоста ей не придумал, потому она и не оглядывается назад, но все равно каждый раз радостно трется об руку, и стеклянный шар ее сверкает чистотой, и она сияющими глазами смотрит куда угодно, только не на собственную несовершенную недовыдуманность - это ее единственный недостаток, но мне достаточно его, чтобы не иметь с ней никаких дел. может быть, эта рыба каждый раз забывает, что это из-за меня она есть, а может быть, ей все равно - но я устаю от того, что она не умеет быть котом, только птицей с перьями, выдранными из хвоста.
этими перьями я, кстати, написал свое прошлое и дорисовал той, кошачьей, пару замков в аквариуме, чтобы ей не так скучно было плавать по кругу, а мне - на нее смотреть.
а потом я выпустил ее в море, и теперь сам сторожу ее шар - иначе нельзя: если вдруг захочется вернуть перья - нельзя, нельзя, нельзя, они очень, очень нужны моей тени, она так просила их подержать! потому мне нужно пока побыть немного здесь, чтобы не наткнуться ненароком на маленькую звезду и чистый стеклянный шар с будущей рыбой: нынче нам с ней видеться нельзя.
позже, впереди где-то.
позже.